Я шёл выносить мусор и увидел на снегу полбуханки хлеба. Я поднял его, хлеб оказался высохшим и больше напоминал камень, и кинул в контейнер. Только я отошёл, как услышал сзади ругательства. Я обернулся. Наклонившись, в контейнере ковырялся очень пожилой человек. Бомж!?, - подумал я, - Хотя, нет. Одет прилично. Что же его так заинтересовало в этом ящике? Дед достал тот самый хлеб, стряхнул его и бережно убрал в пакет. Чудной! - опять подумал я и пошёл домой.
На следующий день я снова встретил этого деда, но уже на остановке. Он понемногу доставая хлеб из пакета кормил птиц. Я присел рядом с ним на скамейку. Я внимательно наблюдал как птицы подходят и берут крошки хлеба, причём делают это аккуратно и неспешно.
- Им важно очень хорошо питаться. Зимой без еды очень тяжело и можно погибнуть, - внезапно еле слышно сказал старик, - Я никогда не думал, что настанет тот день, когда люди перестанут ценить хлеб. Каждый день я собираю его на улице, в помойках. За последние годы я видел кучу всякого хлеба, который просто был никому не нужен. Куча хлеба, - он задумался, - Моей маме не хватило лишь маленького кусочка, а тут куча...
Какая-то медленная дрожь прошлась по мне. Я сидел и тупо молчал, смотря на его старые скукоженные руки, которые всё доставали и доставали нескончаемые крошки из пакета. Я даже не заметил как подошёл мой автобус, открыл двери, закрыл и уехал. Тогда мне почему-то хотелось слушать его голос. Я как будто всю жизнь был знаком с этим человеком.
- Тогда нас эвакуировали, - снова услышал я - Несколько дней мы ехали на поезде в неизвестность. Мне было восемь, а Сашке полгода. Мама всегда крепко прижимала нас к себе, чтобы согреть. Было очень холодно. Еды практически не было. Каждый сухарик мама делила на две половины, один что побольше отдавала мне, а другой клала себе в рот, долго жевала и отдавала Сашке. Вон прям как эта ворона.
Я посмотрел и действительно та, что побольше кормила изо рта того, что поменьше. Старик достал кусок побольше и кинул вороне и продолжил:
- Нас тогда бомбить стали и поезд встал. Дальше ехать нельзя было. Я не знаю где мы были? Кругом леса, поля и зима. Многие тогда погибли. Хоронили прямо в снегу, не было сил совсем, да и лопат тоже не было. У кого ещё были силы, то те уходили. Но куда никто не знает. Мама взяла Сашку и мы пошли через лес. Шли долго и сколько я тоже не знаю. Ели снег, тогда он казался таким вкусным. Мама говорила, что это такая белая вкусная каша. А потом закончился последний сухарик. А потом...Потом мама не проснулась. Я понимал, что нужно идти. Во чтобы не стало, но нужно идти. Я взял Сашку на руки и мы шли, шли, шли... Я помню как я упал. Казалось всё! Я смотрел на Сашку, а он улыбнулся и посмотрел куда-то в сторону. Я из последних сил поднял голову и увидел недалеко огромную собаку, тогда я ещё не знал, что это был волк. Я никогда их не видел. Он подошёл к нам и обнюхал. Сашка протянул ему руку. Что-то такое знакомое было в этих глазах. Волк пошёл, остановился и будто зовя меня, снова пошёл. Я не знаю откуда у меня взялись силы, но я прихватив брата пошёл за ним. Через два поля мы вышли к деревне и тут я снова упал. Очнулся я от того, что меня кто-то гладил. Я открыл глаза и закричал - Мама!Мама! Но это была не она. Напротив сидела женщина и растирала меня чем-то. Сашка лежал в люльке и пил молоко. Очухавшись, я рассказал всю нашу историю этой женщине и про большую собаку тоже. Она лишь тогда улыбнулась и сказала, что в их краях никогда не видели волков. Эта женщина приютила нас и стала нашей мамой. Но мы с Сашкой ещё долго таскали и прятали хлеб под кроватью. Мы ждали, что придёт мама и мы обязательно её накормим.
Последний автобус! - услышал я чей-то голос. Я обернулся, но рядом никого не было. Я ехал домой и всё время думал об этом старике. Впервые в жизни я стал уважать хлеб. Если я находил засохший хлеб, то размачивал его и отдавал птицам. Лишь тогда, сидя там на остановке, я понял, что тот кто знает, что такое голод, никогда не выбросит хлеб.
Когда-то давно говорили, что хлеб всему голова и я очень надеюсь, что прочитав этот рассказ люди будут более бережно относиться к хлебу. И я очередной раз не увижу его на мусорке.